Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Т"

1. Слепой гусляр

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: гусляр СЛЕПОЙ ГУСЛЯР Давно уж не вижу я солнца и неба, Не знаю, как мир и живет и цветет, Как птица, не сею зернистого хлеба, Пою и ночуюг где бог приведет. Но слух мой в замену отрадного зренья Неведомой силою чудно развит, - Когда и былинка стоит без движенья, Со мною незримая жизнь говорит: Листок ли на землю сырую ложится. Змея ли ползет где-нибудь в стороне, Камыш ли сквозь сон вдалеке шевелится, - Я всё различаю в ночной тишине; И голос веселья, и стон тайной муки В тревоге дневной я умею ловить; И в душу однажды запавшие звуки В согласные песни спешу перелить. Когда же порой, окруженный гостями, Под крышей чужою найду я приют, И гусли вздрогнут у меня под рукам, И звуки волнами от струн потекут, - Откуда-то вдруг во мне сила возьмется, Забегают пальцы, и кровь закипит, Развернется дума, - и песня польется... И свет мои очи тогда озарит! Мне кажется, вижу я степи раздолье, Блеск солнца и краски душистых цветов, И светлые воды, и луга приволье, И темные сени родимых лесов, - Пою - и на мне подымается волос, И впалые щеки румянцем горят, И звучным становится...

2. * * * ("И дождь и ветер. Ночь темна... ")

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: * * * ("И дождь и ветер. Ночь темна... ") * * * И дождь и ветер. Ночь темна. В уснувшем доме тишина. Никто мне думать не мешает. Сижу один в моем угле. При свечке весело играет Полоска света на окне. Я рад осенней непогоде: Мне шум толпы невыносим. Я, как дикарь, привык к свободе, Привык к стенам моим родным. Здесь все мне дорого и мило, Хоть радости здесь мало было... Святая ночь! Теперь я чужд Дневных тревог, насущных нужд. Они забыты. Жизни полны, Виденья светлые встают, Из глубины души, как волны, Слова послушные текут. И грустно мне мой труд отрадный, Когда в окно рассвет блеснет, Менять на холод беспощадный, На бремя мелочных забот... И снова жажду я досуга И темной ночи жду, как друга. 1859 Примечания "И дождь и ветер. Ночь темна..." (с. 266). - Напечатано в издании 1859 года.

3. * * * ("Подле реки одиноко стою я под тенью ракиты... ")

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: * * ("Подле реки одиноко стою я под тенью ракиты... ") * * * Подле реки одиноко стою я под тенью ракиты, Свет ослепительный солнца скользит по широким уступам Гор меловых, будто снегом нетающим плотно покрытых. В зелени яркой садов, под горою, белеются хаты. Бродят лениво вдоль луга стада, - и по пыльной дороге Тянется длинный обоз; подгоняя волов утомленных, Тихо идут чумаки, и один черномазый хохленок Спит крепким сном на возу, беззаботно раскинувши руки. Но поглядите налево: о боже, какая картина! Влага прозрачная, кажется, дышит, разлившись широко! Синее небо и белые, тихо плывущие тучки, Берега желтый песок, неподвижного леса вершины, Тонкий пушистый камыш и рыбак, опускающий сети, - Всё отразилось в стекле этой влаги так живо и ясно, Так сохранило всю чудную прелесть и тени и света, - Что вдохновенный художник с своею волшебною кистью, Смелый поэт с своим словом послушным сознали б здесь оба Жалкую бедность искусства пред жизнию вечной природы!.. С первого взгляда всё кажется просто, но сколько тут силы, Жизни, величия, новых предметов для песен и...

4. Дневник семинариста. Июль 1844 г.

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: тютюна, погнуться до полночи над запачканною тетрадкой или истрепанною книгой, потвердить греческий и латинский языки, геометрию, герменевтику, философию и прочее и прочее и после броситься с досадою на жесткую постель и заснуть с тощим желудком, оттого что какие-нибудь там жиденькие, сваренные с свиным салом щи пролиты на пол пьяною хозяйкою дома, — нужно, говорю я, все это пережить и перечувствовать, чтобы оценить всю прелесть теплого, гостеприимного, родного уголка… Ух! Дай потянусь на этом кожаном стуле, в этой горенке с окнами, выходящими в зеленый, обрызганный росою, сад, в этом раю, где я сам большой, сам старшой, где имеет право прикрикнуть на меня только один мой добрый батюшка… А право, здесь настоящий рай: тихо, светло. Из сада пахнет травою и цветами; на яблонях чирикают воробьи; у ног моих мурлычет мой старый знакомец, серый кот. Яркое солнце смотрит сквозь стекло и золотым снопом упирается в чисто вымытую и выскребенную ножом сосновую дверь. Батюшка мой такой тихий, такой незлопамятный! Если ж случается мне что-нибудь набедокурить, он покачает головою, сделает легкий упрек — и только. Между тeм, странное дело! я так боюсь его оскорбить… А вот, помню я, был у нас учитель во втором классе училища, Алексей Степаныч, коренастый, с черными нахмуренными бровями и такой рябой и корявый, что смотреть скверно. Вызовет он, бывало, тебя на средину класса и крикнет: «Читай!» А из глаз его так и сверкают молнии. Взглянешь на него украдкою и начнешь изменяться в лице, в голове пойдет путаница, и все вокруг тебя заходит: и ученики, и учитель, и стены — просто диво! И понесешь такую дичь, что после самому станет стыдно. «Не знаешь, мерзавец! — зарычит учитель, — к порогу!..» И начнется, бывало, жаркая баня… Что ж вы думаете? Попадались такие ученики, которые, не жалея своей кожи, находили непонятное удовольствие бесить своего наставника. Бывало, иной...

5. * * * ("С суровой долею я рано подружилс... ")

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: * * * ("С суровой долею я рано подружилс... ") * * * С суровой долею я рано подружился: Не знал веселых дней, веселых игр не знал, Мечтами детскими ни с кем я не делился, Ни от кого речей разумных не слыхал. Но всё, что грязного есть в жизни самой бедной, - И горе, и разгул, кровавый пот трудов, Порок и плач нужды, оборванной и бледной, Я видел вкруг себя с младенческих годов. Мучительные дни с бессонными ночами, Как много вас прошло без света и тепла! Как вы мне памятны тоскою и слезами, Потерями надежд, бессильем против зла!.. Но были у меня отрадные мгновенья, Когда всю скорбь мою я в звуках изливал, И знал я сердца мир и слезы вдохновенья, И долю горькую завидной почитал. За дар свой в этот миг благодарил я бога,- Казался раем мне приют печальный мой, Меж тем безумная и пьяная тревога, Горячий спор и брань кипели за стеной... Вдруг до толпы дошел напев мой вдохновенный, Из сердца вырванный, родившийся в глуши, - И чувства лучшие, вся жизнь моей души Разоблачилися рукой непосвященной. Я слышу над собой и приговор, и суд... И стала песнь моя, песнь муки и восторга, С людьми и с жизнию меня миривший труд, Предметом злых острот, и клеветы, и торга... Декабрь 1853 Примечания "С суровой долею я рано подружился..." (с. 78). - Напечатано в первоначальной редакции (начало: "Задумчивый певец в пустыне неизвестной... ") в "Отечественных записках", 1854 No 6 (вместе со статьей А. П. Нордштейна о Никитине). В последующие издания вошло в переработанном виде. Написано в связи с резкой критикой никитинского стихотворения "Русь" В. Д. Спасовским, будущим редактором "Воронежских! губернских ведомостей". С отзывом Спасовского, не появившимся в печати, Никитин познакомился в рукописи. Перерабатывая стихотворение, Никитин усиливал в нем демократические тенденции. Добролюбов увидел в стихотворении свидетельство того, что "страдания нищеты, унижения и всяких обид и несправедливостей сильно были прочувствованы самим поэтом и стали близки его душе" (Д., с. 168). Никитин, видимо, придавал стихотворению программное значение: им открывалось издание 1859 года.